воротника тулупа, в который он в разгулы морозов прятал по самые глаза озябшее лицо, солдатский с медной пряжкой ремень на поясе, длинные — длиннее рук — рукава тулупа и валенки, выглядывающие из-под полы, еще больше придавали Саркису сходства с мультяшным героем.
«Раз, два» разрешил?» — спрашивали работяги у бригадиров, когда те угощали их напитками из поврежденной тары. Или: «Раз, два» гребет», — предупреждали друг друга, когда на небольших перекурах стихийно сбивались в кучку. Нельзя было засиживаться утром в раздевалке — «Раз, два» строго за этим следил, — в десять ты уже должен был находиться в ангаре. Нельзя было застревать в туалете — «Раз, два» и оттуда быстро выкуривал засидевшихся. На время обеда отводилось не больше двадцати минут. Минута задержки — десятка премии минус. Огрызнулся или недовольно глянул в сторону Саркиса, — еще может быть десятка.
В первый месяц премию дали всем. В основном, за переработку. Но моя премия оказалась почти на треть меньше премии Грицая, хотя наработали мы часов одинаково.
Зарплату раздавали в конвертах в конце рабочего дня. Соответственно, никто не знал, кто сколько получает. Договоренное изначально, плюс премиальные.
Грицай поинтересовался, какую мне дали премию. Я ничего не скрывал. Грицай поначалу удивился, что мне заплатили меньше, потом даже несколько возмутился: «Чего это они так?» Но я нисколько не расстроился: для меня было главное то, что оговоренную сумму мне выдали, как положено, а премия — это так, барская прихоть: сегодня дадут, а завтра могут не дать, — что на нее надеяться? Но и лукавить ни к чему: приятная добавка, лишней не была бы…
Грицай хотел накопить на хороший видак: его жена Нина мечтала собрать фильмотеку полюбившихся фильмов (перед отъездом он обещал ей привезти видак из Питера). Свой особенно любимый фильм «Любовь и голуби» на видеокассете она купила еще год назад, но смотрела только на видаке у Сигаевых, который им подарили родители на годовщину свадьбы. Я из заработанных денег надеялся приобрести компьютер, о котором тоже давно мечтал и против покупки которого всегда возражала Лида. «На кой ляд он тебе нужен: в игры только играть!» — повторяла она слова своей матери, тоже вечно недовольной моими прожектами. Но как объяснить близоруким теткам, что такое компьютер для технаря, тем более, когда ты уже сталкивался с его возможностями ранее: при учебе или по работе? К тому же, говорят, по миру запорхал новый «Windows» — не чета старому.
Я времени зря не терял и при возможной свободной минуте объезжал спецмагазины, вникая в модели и программное обеспечение.
На почве компьютеров (как, впрочем, и на почве рока) я близко сошелся и с Давыдовым, тем самым крепышом, который научил меня тупо отключать мозг, когда надо.
Не так давно у Давыдова появилась еще одна страсть: увлечение языческим прошлым славян: Перунами, Велесами, Хорсами, и увлечение это зашло у него так далеко, что он даже набил себе на шее «Опору», руну, придающую, как ему казалось, твердости духа и веры во все отеческое, а на плечо «Валькирию» — оберег, особо почитаемый у воинов, защищающих родную землю (может, поэтому всякий раз, когда я заводился с Саркисом, Давыдов одобрительно шептал мне на ухо: «Правильно, правильно, нехрен с этими чурками панькаться»).
Я, считая себя космополитом, не особо приветствовал одностороннее увлечение Давыдова прошлым. Несомненно, прошлое надо знать, но жить им и бездумно следовать его заветам в современном разношерстном мире, вовсе не стоило: еще не стерлось из нашей памяти воспоминание о том, куда завело в двадцатом веке заигрывание с древностью немцев. Да и в большинстве своем, несмотря на Беловежское соглашение, все мы в душе пока еще оставались людьми советскими.
22
И в жизни грузчиков продуктовых баз бывают праздники. Дотянулись: вышел срок филе грудки индейки. Целых полподдона! Как это Саркис прозевал? Один покупатель выписал, вернул; второму также втюхать не удалось, несколько киосков сделали возврат… Долго хозяин выговаривал у конторы Саркису, потом велел раздать всю просроченную индейку работникам и охранникам, вроде как к 23 февраля — гуляй, мужики!
Мрачнее тучи вернулся Саркис в ангар и с кислым выражением лица стал отоваривать присутствующих.
На каждого пришлось по два картонных ящичка (нам с Грицаем, считай, четыре), в каждом ящичке с десяток тушек, не меньше, — это ж сколько мы их будем есть?
— Может, дадим немного хозяйке и соседям? — предложил я, когда мы возвращались домой. (Сегодня закончили как никогда рано. Хозяин сказал, что больше фур не ожидается, но нам, работягам, это только в радость: уйти в субботу в два часа пополудни, — значит отдохнуть почти полтора дня!)
Грицай недовольно поджал губы, но я снова на него насел:
— Срок филе и так вышел, а мы все это не съедим и за две недели, даже если давиться будем каждый день.
Грицай уступил. Один ящичек. Разделили между хозяйкой и соседкой.
Раиса Тихоновна расцвела, как маков цвет, и унесла индейку в свою комнату (у них там тоже был небольшой холодильник), загнав в нее предварительно любопытного Егора.
К диковинной соседке постучаться вызвался сам Генка:
— Давай, я с ней поговорю.
Я пожал плечами и развел руками:
— Пожалуйста.
(Людей всегда тянет на что-то необычное!)
Держа в руках ящичек с остатками индейки, Грицай осторожно приблизился к двери соседки, но стучать сразу не стал, остановился у порога.
— А ты уверен, что она дома? — спросил, обернувшись.
— Не постучишь, не узнаешь.
Грицай негромко постучал, прервался, снова постучал. Дверь немного приоткрылась, выглянула Гелила, удивилась, потом перевела взгляд на меня. Я замахал ей рукой:
— Хэлло!
Гелила заулыбалась. Грицай растерянно обернулся, Я подбодрил его: «Давай, давай, мол, не дрейфь!» Грицай кашлянул, потом продолжил:
— У нас тут это… Тут нам всем, как бы за хорошую работу, дали по индейке, вот. По несколько индеек. Но, нам как бы много, вот, лишка. Может, вы тоже возьмете, выручите нас, а то она ведь долго не лежит, пропадет, вот, — жалко… А так они вкусные, вот, аппетитные…
— Во! — выставил я большой палец правой руки вверх и показал
